В том, что по семейной традиции пойду в авиацию, был уверен класса с 8-го. Правда, не определился с выбором училища (или института). В лётное не прошёл по зрению из-за последствий гриппа, а институт отпал из-за очень уж большого срока обучения. Документы подал в КРАУСС, на радиста. Приёмная комиссия была в Ашхабаде, моём родном городе. Экзамены сдавал в первом потоке. А конкурс в КРАУСС в 75-ом был около 12 человек на место. Несмотря на то, что и экзамены сдал хорошо, и балл аттестата был высоким, на радиста не хватило авторитета родственников – все пять мест были поделены уже за год вперёд. Так начался мой путь в «прибористы». Собирался как на войну – почему-то думал, что в училище процветает "дедовщина". Смешно вспомнить – на всякий случай положил в чемодан нож внушительных размеров …
Рейсы до Днепра были не каждый день, поэтому выезжать пришлось на 2 дня раньше даты, указанной в вызове. 23 августа 1975 года приехали в Кривой Рог с Валерой Гречиным, он потом учился во 2-ой роте.
Доехали от автовокзала до КРАУССа.
Нажмите для увеличения
Понравился макет Ту-154, первым встречавший курсачей недалеко от ворот училища. Но, у этих же ворот нас ждало и первое разочарование – ехали в училище, которое имело ИМЯ, а стоим перед доской с какой-то, пусть и хорошо сделанной, безликой надписью «КРАТУ ГА». Ну, ладно, не назад же из-за этого ехать.На КПП нас встретили приветливые бабульки-дежурные, одна из которых проводила до казармы. "Абитуру", т.е. вновь поступивших расселили во 2-ой и 11-ой ротах. И первые два дня мы были предоставлены сами себе. И без того не лучшее впечатление дополняли, ходившие по училищу, какие-то непонятные оборванцы в старой форме. Думаю: «Да, и вот это то, к чему мы стремились?». Как потом оказалось, это были так называемые «стройотрядовцы», точнее, те, кто в стройотряд не поехал. Очень поразила центральная аллея с цветными светильниками, смотрелось потрясающе! Первые два дня мы ходили в столовую постоянного состава, и после неё, а тем более, после домашней еды, курсантскую столовую, вернее, то, что там готовили, совсем не приняли.
Когда поступал в училище предполагал, что должна быть дисциплина, близкая к военной, но, командиры-офицеры, везде – строем… Ну, нет, это уже слишком! К вечеру второго дня был абсолютно уверен: «Надо ехать домой!». Народ готовится к мандатной комиссии, стрижётся налысо, а я хожу с волосами до плеч, уверенный, что зайду на мандатку, скажу, чтобы переводили на заочное, и еду домой. Ну, а пока – томительное ожидание...
Среди первокурсников оказался очень колоритный иностранец – бывший партизан из Мозамбика – весь в боевых шрамах. Учёба в Союзе – награда за беспримерную доблесть. Многие впервые увидели настоящего негра и старались с ним сфотографироваться. Но через день выяснилось, что в КРАУСС его привезли по ошибке, и отправили по назначению – в Славянск.
26 августа - мандатная комиссия. Вот и настал этот день, как мне тогда хотелось – последний мой день в КРАУССе... Захожу, вижу человек сорок «зелёных» и «синих», золото погон ослепило, всё, что хотел сказать забыл начисто. Поднимается подполковник, как выяснилось позже – гроза всех курсачей, начальник оргстроевого отдела Глотов: «Кто это?!!! Бегом в парикмахерскую!!!». Сбегать, а точнее слетать, подстричься и предстать во всей красе пред очи Глотова и всех остальных хватило минут десяти. После оглашения личного дела право первого выбора по традиции было за командиром 4-ой роты, тогда ещё капитаном, Анатолием Ивановичем Ковалем. И, хотя выдающимся спортсменом я не был, но умел рисовать – наверное, поэтому Коваль и взял меня в свою 4-ю "спортроту".
После «мандатки» и знакомства со старшинами, которых уже успел назначить Коваль – поход на медкомиссию в санчасть. Осмотр врачами, прививка… В процедурной приезжих рассмешил плакат о профилактике бешенства. Плакат как плакат, только на экзотической для нас, украинской мове. Всего, конечно, не помню, а вот, что переносчиками бешенства могут быть «кишки, вовки и т.п. …» – это да…
Наша 4-я рота еще не была приведена в порядок после ремонта, поэтому 3 дня мы занимались именно этим. 2, 4, 8, 11 и 13 роты размещались в старых 3-этажных казармах, один общий туалет на улице. Поначалу это казалось неудобным, а в последствии оказалось огромным плюсом – нам никогда не пришлось его драить!
В эти же дни первое близкое знакомство с нашим командиром Ковалем. Беседы он проводил довольно демократично, на лужайке за казармой. При этом также присутствовал С.С.Крамар, тогда ещё тоже капитан. После беседы с командирами – лекция в клубе "О венерических заболеваниях". Очень эмоциональный лектор, как нам тогда показалось – артист разговорного жанра.
27-28 августа, после распределения по группам – знакомство с нашими "классными мамами": 41– И.Н.Костенко, 42– Ф.Г.Козлова, 43– Р.И.Райх, 44– А.Т.Баева.
Армейцы держались от нас, "салаг", особняком – как же, "мы уже повидали жизнь!" (по сути, так оно и было).
Интересно, по какому принципу нас делили по группам? Доводилось слышать от выпускников далёких 60-ых, что на заре КРАУССа это делали совсем просто: строили в шеренгу по росту и отсчитывали от её начала по группе (взводу). Получалось, что в первые группы попадали «гренадеры», а в остальные – «шпингалеты»…
30-31 августа с новобранцами провели экскурсию по аудиториям и лабораториям КРАУССа. Моё личное впечатление: – «куда я попал, разве всё это можно понять?!» Особенно, после посещения аудитории 311 (автопилот АП-6ЕМ-ЗП во всю стену).
Положенную курсантам форму нам в эти дни не выдавали, как объяснили - после работы в колхозе. Вот неожиданность - колхоз!.. Но "гражданку" приказано отправить посылкой домой. Ещё одно потрясение – почта, оказывается, не работает никогда! По крайней мере, так написано: "выходной - НЕДIЛЯ"!
Еще не мог понять, и довольно долго, кто такой ДМБ, оставивший везде свои инициалы...
1 сентября – общеучилищное торжественное построение, после которого – отъезд 1-го курса в колхоз "Родина".
Итак – КРАУСС начался!
(Отредактировано автором: 19 Февраля, 2006 - 16:17:49)
В этот же день, 1 сентября нас привезли в колхоз «Родина».
Спортсмены и «артисты» в колхоз не поехали. Перед этим нас переодели в старые «парадки» и фуры без «крабов», обувь пока осталась своя. В такой "амуниции" выглядели мы как французы под Москвой. Разместили нас в старой одноэтажной школе. В этот же день облазили ближайшие окрестности, понравилось… На удивление, неплохими оказались и украинские кавуны с тёмно-зелёной, почти чёрной, кожурой.
Две группы нашей роты – 41 и 42 работали в поле, а 43 и 44 – на консервном заводе.
Часть группы работала на томатном участке, остальные – на яблочном. Работа на заводе была в две смены, дневная и ночная, по 12 часов. Поражала работоспособность наших «классных мам» - мало того, что работали наравне с нами, так ещё беспокоились о том, чтобы «дети» вовремя поели.
Нужное было это дело – работа в колхозе. Все оказались на виду, становилось понятно, что из себя человек представляет. Именно в эти первые дни зарождалась курсантская дружба…
В один из дней, Михеич, Мишаня Власов и я, совершили набег на дальнюю бахчу. После туркменских дынь, украинские, размером с яблоко, мне показались пародией. А Михеичу, он из Тюмени, очень даже понравились.
Через несколько дней выяснилось, что из яблочного сока на консервном делается вино, а на одной из 8 (?) колонн с вином, конечно же, нашёлся неопломбированный вентиль…
Честно говоря, работа на консервном была просто адская – за смену надо было принять и переработать все помидоры и яблоки, собранные за день. С утра, пока не подвезли помидоры и яблоки, надо было разместить на складе в подвале всё, что сделала предыдущая смена. Но труднее всех, конечно, было тем, кто стоял на закаточных станках на томатном участке. Сок, который разливался в банки, был, по сути, томатным кипятком. Очень часто банки взрывались в руках ребят, работавших на закатке. Поэтому они работали в кожаных фартуках длиной до самого пола и специальных перчатках. И это в такую жару, которая была в цехе! Корифеем в этом деле, несомненно, был Паша Годин из Раменского. Ещё запомнился механик консервного завода, который все две недели рассказывал один и тот же анекдот о каком-то приёмнике.
А вот хавка в колхозе была просто потрясающая! Натуральная и без ограничений!
Был, правда, и неприятный момент. Нашим «кускам» почему-то взбрело, что кроме работы надо заниматься строевой подготовкой, и это выполнялось повседневно. Наше незавидное положение ещё более усугублялось тем, что строевой мы занимались под пристальными взглядами местного населения, а главное - старшеклассниц. С Кремлёвской ротой сравнить нас было никак нельзя, поэтому наши занятия частенько сопровождались весёлыми комментариями и смехом местных острословов.
Через неделю была организована т.н. баня, из КРАУССа приехала водянка с горячей водой.
Жаль, что не сохранились фотографии того времени…
Из развлечений – ежедневные киносеансы в клубе, никаких танцев и романтических встреч с местными «красунями». Но, тем не менее, воспоминания о тех первых двух неделях – самые тёплые…
Сразу по возвращении из колхоза праздник кончился, и начались, как говорится, трудовые будни.
Не секрет, что народ в КРАУССе собрался с разным уровнем школьной подготовки. Сразу определились и лидеры и несколько отстающие. И, надо признать, что со временем разрыв, хотя и сократился, но, всё-таки сохранился. Среди курсачей было много москвичей, и мы, приехавшие из других мест, поначалу считали, что в учёбе они будут несомненными фаворитами. Но на самом деле всё оказалось не так – место жительства не определяло уровень образования. Спустя годы осозналось, насколько верной была система подготовки специалистов в КРАУССе (да, и во всех училищах прежнего МГА).
Особая тема – преподаватели КРАУССа. Сюда же причисляю и инструкторов, и лаборантов. Не ошибусь, если скажу, что все – высочайшие профессионалы. Можно быть абсолютным специалистом, но преподаватель – это особый дар. Знаю по себе, насколько это сложно - приходилось преподавать в УТО уже состоявшимся специалистам. А нам, совсем ещё пацанам, за короткое, в общем-то время, вложили авиационную науку на всю жизнь.
Ещё об одном. Мы дружили и не задумывались, кто какой национальности. В КРАУССе традиционно существовали две наиболее влиятельные «диаспоры» - внуковцы и бакинцы. Внуковцев было больше, но бакинцы, несомненно, были сплочённее. Не различались раньше ни армяне, ни азербайджанцы или русские. Была у них одна национальность – бакинец…
Ну ладно, отвлёкся немного.
Когда ехал в КРАУСС, опасался «дедовщины», но ничего подобного не было. Единственное проявление – третий курс проходил в буфете без очереди. От третьекурсников наконец-то узнали, кто такой ДМБ. Сразу же появились первые наскальные надписи «ДМБ 75-78». Курсачи-третьекурсники вообще казались нам людьми из другого измерения. Благоговейный ужас и уважение вселяли рулоны схем на клеёнках, которые они так запросто, даже небрежно, носили (то, что они в них также запросто разбираются, сомнений не вызывало).
Мы, салаги, были буквально «очарованы» их проявлениями всеобщей радости и общего презрения.
Вспомните: «Мы рады, рады, рады!!!...-Да-Да-Да!!!», или «ГАВ-ГАВ-ГАВ?», кому как слышалось.
И, конечно же, незабываемое: «…наше общее презрение!» – «У-у-у, С-с-сука!!!».
Интересно, в какое время это в КРАУССе началось?
Таких эпизодов было достаточно много. Не все, конечно, запомнились.
Вот, наверное, самый яркий.
Мы в конце второго или на третьем курсе. В клубе идёт фильм «Летят журавли». Эпизод, когда герой В.Меркурьева, военный хирург, успокаивает молодого солдатика, от которого после ранения отказалась невеста…:
«…Таким, как она, наше общее мужское презрение! И весь зал: «У-у-у, С-с-сука!!!»
И ещё один. Мы на втором курсе. День. После какого-то приятного события наша 4-я рота уходит с плаца в сторону казармы.
Из строя радостный клич: «Мы рады, рады, рады!!!...-Да-Да-Да!!!».
Рядом проходил кто-то из офицеров, хотевший высказать своё мнение: «Старшина, старшина! Остановите роту!»
И тут неожиданно, персональное: «…наше общее презрение!!!»
И соответственно: «У-у-у, С…!!!»
Конечно, грандиозный скандал. Разбираться с этим случаем (а вернее, «замять») в роту приходил начальник ВЦ полковник Ефремов. Как оказалось, они с Ковалем вместе служили в Вольском военном авиатехническом училище, и, наверное, именно Ефремов привёл его в КРАУСС. В тот день мы многое узнали о Ковале, как о человеке, а сам он за всё время разборки не сказал ни слова.
(Отредактировано автором: 20 Февраля, 2006 - 22:59:49)
По возвращении из колхоза мы узнали, что за это время подтянулся ещё народ. Приехали, кто не прошёл по конкурсу, и их вызвали вместо тех, что не приехали вовремя. В нашей группе появился футболист из «КРИВБАССа» Серёга Козлов. У нас, остриженных до колхоза, волосы уже начали отрастать, а он выглядел, как на «гражданке». Заставили Серёгу всё-таки постричься налысо. Вот так появилась в роте первая кликуха, конечно же – Лысый! (Такого понятия, как «погоняло», в то время мы не знали). И понеслась! Надо сказать, что прозвища могли быть совершенно неожиданные и необъяснимые. Витёк Музыка, мировой парень из Жданова стал почему-то «Крысой». Какие-то «Муни», «Мокушки», «Крюни», «Пупоши»… Ну и, конечно, вполне понятные «Ара», «Кацо»… Вот, правда, кликуху Ара получил русский парень Вадик Карелин. Но, тоже объяснимо - бакинец.
В первый же день по возвращении из колхоза мы наконец-то получили курсантскую форму, пока только повседневное ХБ, и - ГАДЫ!
Эти две недели в КРАУССе были только третий курс и прибористы второго и первого. Радисты - в колхозе. Тогда мы ещё не могли осознать всей прелести такого положения. В столовой в первую смену, вместе с третьим курсом, в баню - после подъёма…Тогда впервые увидели, как третий курс с каким-то особым наслаждением употребляет странный напиток – сметана + томатный сок. В ответ на наши взгляды, полные удивления, а может и отвращения, услышали : "Коктейль «КРАУСС» должен быть любимым напитком каждого курсача!"
Во многих местах со стороны Смычки - заборе, воротах, стенах встречались надписи «ЖУКИ», и первое время мы не могли найти им объяснения... Как оказалось, в 60-70-е годы, местные так презрительно называли курсачей КРАУССа. Я думаю, за чёрные шинели. Саня Сурков из Бугуруслана вспомнил, что и курсачей их лётного училища местные так же презрительно называли "Мухами". То время было, наверное, самым насыщенным за всю учёбу. В роте и в группах избирали актив: комсорги, профорги, спорторги и пр. «орги»… Все курсанты стали членами профсоюза авиаработников и даже «спартаковцами» (у всех нас были книжки этого спортивного общества).
Я вошёл в редколлегию стенгазеты и «Боевого листка». Потом оказалось, что это узаконенная халява – в субботу, когда в роте шла генеральная уборка, мы выпускали «листки». Армейцы пока ещё держались особняком, а, увидев, надписи «ДМБ 75-78» ухмылялись – что вы знаете о дембеле?
После возвращения из колхоза радистов, порядки несколько изменились. Первый курс стал ходил в столовую во второй «замес», и, о ужас! – в баню до общего подъёма. Но, справедливости ради, надо сказать, что для нашей роты, по прошествии нескольких месяцев, было сделано исключение. «Четвёртая» выделялась из всех рот нашего курса и была на особом положении. Со стороны могло, конечно, показаться, что Коваль добился этого, используя свой несомненный авторитет. А, на самом деле всё было не так, но об этом я расскажу несколько позже. И ещё, забегая вперёд, хочу сказать, что мы ощущали довольно пристрастное отношение к себе и старших, и своего курса. Традиционно на спортивных соревнованиях все роты «болели» против 4-ой, что, впрочем, не мешало нам становиться неизменными победителями училищных Спартакиад.
Как оказалось, в колхозе мы не только хорошо провели время, но и неплохо заработали.
Коваль сразу сказал, что заработанные деньги только наши и нам самим решать, на что их тратить. Первым из того, что мы купили, был цветной телевизор. В то время это уже не было чудом, но, всё-таки - значительным приобретением. Помню, это был «Электрон-713».
Часть денег пошла на спортивную форму (всё-таки неофициальный статус «спортроты»). Ковалю каким-то образом удалось достать для футболистов настоящую форму «Кривбасса». Кто учился в то время, вспомнит шикарные полосатые бело-зелёные футболки и такие же гетры. Но футболки были без номеров, и, конечно возник вопрос как их наносить. Такую классную форму жалко было портить краской. А у Коваля был отрез серого сукна на парадную шинель. Короче, номера на футболках были цвета той шинели...
Следующее – аппаратура и инструменты для ротного ансамбля. Талантливые ребята собрались в нашем ансамбле: Жорик Газарян (клавишник-виртуоз), два Саши – Шоринов и Алтынбаев (Биба), три Сергея – Ковалёв, Коновалов и Праушков. Сергей Коновалов (бас-гитара) имел неплохое музыкальное образование. Его брат играл на саксе в ансамбле Утёсова (!), а вот Серёга подался в КРАУСС. Биба с первого взгляда не производил особенного впечатления, но вот когда пел… Да, голос у него был обалденный. Прикольно было смотреть на его мучения при разучивании новой англоязычной песни. Сначала кто-нибудь писал для него текст русскими буквами, потом он корректировал его на слух, делал какие-то одному ему понятные метки. Ну, а потом Биба выходил на сцену, и – потрясение… На втором курсе ансамбль стал называться «1+2+3» (по количеству одинаковых имён участников). Могу точно сказать, что тот ансамбль был одним из лучших в КРАУССе. Когда «1+2+3» выступал в клубе или играл на танцах - был неизменный аншлаг.
Но, несмотря на все эти, значительные в нашей жизни, события, главное место занимала учёба. В программе первого семестра были в основном базовые предметы: математика, черчение, электротехника…Электротехнику на первом можно сравнить с САУ на третьем. К сожалению, не помню фамилии препа, но это было не «слабее» Тольской! Помнится, после первой сессии из-за электротехники в отпуск не поехало не меньше четверти группы. Математику и черчение у нас вела наша классная Р.И.Райх. С черчением у меня всегда было хорошо, и, наверное, поэтому Роза Исааковна предложила нам с Михеичем вместо занятий по программе сделать стенды по черчению для оформления аудитории (407?).Это мы должны были делать только во время занятий по черчению. Короче, вот она – первая халява! А вообще-то моё личное мнение, что именно т.н. «халявщики» создавали великолепную учебную базу КРАУССа. В то время, когда можно было заниматься своими делами или просто отдыхать, они делали стенды, рисовали, чертили схемы… Хотя, надо признать, своя прелесть в этом была. Не знаю как кого, а меня привлекало некое подобие личной «свободы»: хождение без строя, безнаказанные опоздания на сампо (что особенно бесило нашего группового куска). А если что-то делалось в масштабах училища, были и более существенные послабления – выходы в город, освобождения от нарядов, караулов и т.п.
При знакомстве в первые дни с корпусами училища, очень сильное впечатление произвел идеальный паркет во всех помещениях. И в первый же месяц мы почувствовали чего стоит этот парадный блеск КРАУССа. Каждой группе первого курса был определён свой участок: аудитории, лаборатории и коридоры. И несколько раз в неделю «от обеда до забора», в прямом смысле «в поте лица», мы натирали этот паркет. Сначала чистка обломками стекла, а потом натирка какой-то ужасной оранжевой мастикой. Через неделю появились сомнения в психическом здоровье тех, кто придумал застелить весь КРАУСС этим «замечательным» материалом. Музыканты и спортсмены были освобождены от «каторжных работ», поэтому мучило сожаление об отсутствии хоть какого-то артистического или спортивного таланта. Но, к счастью, паркетом истязали только первый курс…
(Отредактировано автором: 15 Февраля, 2006 - 01:36:15)
С первых дней учёбы в училище нам постоянно внушалось, что мы связали свою жизнь с авиацией, которая живёт по своим жёстким законам. Очень часто доводилось слышать: – «Авиационные законы написаны кровью». Впрочем, эта фраза сопровождает нас всю жизнь. Несомненно, дисциплина – основа подготовки специалистов во всех учебных заведениях прежнего МГА, но в КРАУССе она была на высочайшем уровне. Помнится, довольно часто в училище приезжала министерская комиссия, и её оценка неизменно была самой высокой.
Если говорить о дисциплине, то, надо сказать, что советская гражданская авиация была довольно-таки своеобразной отраслью. Вроде бы, гражданская организация, а действует дисциплинарный Устав. Кто-то, может быть, и помнит тот документ – Устав о дисциплине работников гражданской авиации СССР, введённый в действие в 1975 году. Естественно, мы узнали о нём в КРАУССе. Хотя, «узнали» – не то слово! Учили «от корки до корки»! И после окончания училища, практически ежедневно, могли на себе прочувствовать действие этого документа. Могу с полной уверенностью сказать, что КЗоТ находился в глубокой тени тех нескольких листков.
Что касается учебных заведений МГА, и КРАУССа в том числе, то тоже было много непонятного. Звучит оптимистично: «училище ГРАЖДАНСКОЙ авиации»… Почему же тогда какие-то роты, командиры-«зелёные», в конце концов – оргстроевой отдел?! Не армия, конечно, но всё-таки… Можно, привести довод, что по окончании училища нам присваивалось звание офицера запаса. Но ведь студенты того же КИИГА жили не в казармах! Но такие, спорные и до сих пор, вопросы, появились только через несколько лет после окончания КРАУССа, а тогда мы были абсолютно уверены, что иначе и быть не может. Впрочем, жизнь показала, что та, десятилетиями проверенная, система подготовки авиационных кадров, была построена очень верно. Получился сплав редчайшего качества. Абсолютно уверен, что с упразднением военной подготовки, очень упал и уровень подготовки профессиональной. Не в обиду сказано, но убеждаюсь в этом на собственном опыте.
Не секрет, что многие поступали в училища гражданской авиации чтобы, как сейчас говорят, «откосить» от армии. Действительно, учёба всего на полгода продолжительнее срочной службы, но в это же время получаешь образование, значительно лучшее, чем в техникуме (а то и в институте). Но, в КРАУССе готовили не только специалистов для гражданской авиации, но ещё и офицеров запаса. Наша курсантская жизнь строилась по подобию армейской, и «зелёные», наши командиры рот, не давали нам этого забывать. Не знаю, насколько это было близко к армии, но многие из курсачей-армейцев уходили из училища, потому что не хотели, как они говорили, проходить службу ещё раз. Поступали после армии в КРАУСС в основном те, кто проходил службу в авиации. И в то время и теперь, по прошествии многих лет, испытываю уважение к ребятам, которые после службы нашли в себе силы ещё раз окунуться в ту среду, где, в общем-то, не принадлежишь себе. Могли ведь сделать и другой выбор. Много раз спрашивал себя, смог бы я так же. Не уверен…
Утверждения наших наставников, что авиация – это особая ответственность, не были голословными. В самом начале первого курса в один из дней, точнее вечеров, на сампо пришёл человек с из 1-го отдела и предложил всем подписать расписки за ознакомление со статьёй об уголовной ответственности за попытку угона самолёта. Не знаю, насколько это было правомерно, ведь многим из нас было только по 17. Как оказалось, эта невзрачная серая бумажка следовала вместе с нами всю жизнь. Несколько лет назад, когда удалось получить своё «Личное дело», обнаружил в нём и ту самую расписку…
Надо сказать, что учили нас не только в аудиториях, а практически повсеместно и ежечасно. Повсюду в КРУССе были плакаты с какими-то цитатами, выдержками из наставлений. На всю жизнь, например, запомнил: «Без транспорта невозможно развитие экономики. Ленин» (плакаты во многих аудиториях КРАУССа) и «Человек обязательно полетит, опираясь не на силу своих мускулов, а на силу своего разума. Н.Е.Жуковский» (в клубе, справа от сцены). Но, не смотря на то, что наша личная свобода была ограничена, не могу назвать жёсткими те условия, в которых мы прожили несколько лет. В КРАУССе нашего времени была чёткая система воспитания специалистов, уважающих свою профессию и ответственных за свою работу.
(Отредактировано автором: 15 Февраля, 2006 - 22:04:38)