Да, Спартакиада была значительным событием в КРАУССе, но и жизнь не стояла на месте. Многие курсачи, в том числе и я, привезли с собой фотоаппараты, и за время, что мы провели в училище, отсняли уже довольно много плёнок, а домой еще не послали ни одного снимка! А мне уже давно хотелось заняться любимым делом – фотографией. Я привёз с собой фотоаппарат «Киев-4», который купили перед самым отъездом в КРАУСС. По тем временам очень приличная машина, но дома ни одной плёнки сделать я не успел, а очень хотелось посмотреть, на что же он способен. Увеличитель в роте был – перешёл по наследству от предыдущего выпуска, а вот всё остальное надо было покупать. Но, как и где? Увольнений в город ещё нет, рядом с училищем купить тоже негде. Кто может помочь? Земляки-старшекурсники? Но и они выходят в город только в выходные. Мелькнула, как казалось, отличная мысль: «Иностранцы!» Ведь у них свободный выход в город, не откажут. Верили мы в интернациональную дружбу. Пошли к курсачам группы И-74. К нашему удивлению, курсачи-третьекурсники седьмой роты довольно скептически отнеслись к тому, что мы решили обратиться к иностранцам. Как оказалось, они были абсолютно правы, кубинцы и другие «интернационалисты» нам не помогли. Правда, объяснили, почему их группа называлась И-74. Оказалось, всё просто – «интернациональная», набора 74-года. Увидев наш понурый вид, курсачи седьмой роты предложили свою помощь – и в тот же день после отбоя у нас было всё необходимое! Вот такой первый жизненный опыт – реалии «интернациональной дружбы» оказались совсем не такими, как представлялось. Конечно, это мои личные впечатления, близко общаться с иностранцами приходилось не так много.
Иностранцы, наши однокурсники, в основном, кубинцы, заметно отличались от нас. Они были явно старше, и, как нам говорили, многие из них были офицерами. Запомнился Нельсон Рубио – самый авторитетный из них, но в то же время очень скромный парень. Только в конце второго курса мы случайно узнали, что Нельсон был двоюродным братом легендарного кубинского боксёра, трёхкратного олимпийского чемпиона Теофило Стивенсона. И сам Нельсон – отличный спортсмен, мастер единоборств. Приходилось видеть, как он проводил тренировки со своей молодёжью. Не жалел ни себя, ни друзей – заставлял бегать по стенам атлетического зала! Такие тренировки были совсем не лишними – жизнь иностранцев за забором КРАУССа была совсем не простой, они всегда были готовы к стычкам с враждебно настроенной местной шпаной. Помнится, что в город иностранцам разрешалось выходить не меньше, чем впятером. Как-то видел «прогулочную» экипировку кубинцев, которые жили у наших соседей в 8-ой роте. Впечатлило! Под одеждой кубинские «богатыри» носили солдатские ремни, обмотанные свинцовыми пластинами, килограмм 5-6, не меньше! Говорят, что в прежние времена не было разделения, и иностранцы учились вместе с нашими курсантами. Конечно, и отношения были другими, более близкими и дружескими. Не редкостью было, что многие советские курсачи к окончанию КРАУССа могли говорить на иностранных языках. При нас было уже не так. Испанского мы не освоили, но, что означает «марикон», знал любой курсач!
Не припомню, чтобы иностранцы участвовали в Спартакиадах. А вот в бейсбол они играли азартно до самозабвения! В КРАУССе я впервые увидел эту экзотическую игру, что называется, вживую. Конечно, формально иностранцы были всё-таки курсантами, по крайней мере, форму носили такую же, что и мы. Но вот как они это делали! Можно было увидеть самые невероятные сочетания: шинель и сланцы на босу ногу, потёртые джинсы и рубашки «пищащих» цветов под кителем... На фоне подобных «ансамблей» просто образцовой была «форма одежды 2,5» – брюки-ХБ, суконный китель и фуражка на пышной шевелюре, к тому же, не всегда с «крабом». Для сравнения, вспомните стенд у дневального с фотографиями курсанта в форме одежды с 1 по 4.
Строем, иностранцы, конечно же, не ходили. Но ритуалом для них было ежедневное карнавальное шествие перед строем курсантов во время утреннего развода. Запомнился один из таких эпизодов. Утренним разводом командует сам начальник ОСО подполковник Глотов. И здесь со стороны летнего клуба, как всегда, появляется пёстрый галдящий карнавал. Видно, что Глотову это порядком надоело, и он с решительным видом преграждает дорогу «табору». Выбрав в толпе кубинца, который наиболее похож на курсанта, Ким Захарович останавливает его. Толпа, как бы не заметив потери, в ритме самбы пролетела в сторону учебного корпуса. Глотов объясняет отловленному кубинцу, что иностранцы – такие же курсанты, и обязаны соблюдать дисциплину. Парень с интересом внимает его словам – Глотов обводит строй победным взглядом. И вдруг, в полной тишине над плацем разносится торжественное: «Я кувинесс, мне фсё по х…!» Немая сцена… Багровый Глотов выдавливает из себя: «Идите…» С того дня эта фраза для меня – выражение крайней степени безразличия. Да, весёлый был народ…
Итак, теперь у нас было всё необходимое, и можно было заняться фотопечатью. Но, оказалось, что один увеличитель на всю роту – почти ничего. Наша очередь подошла только дня через 2-3. Вне конкуренции была, конечно, 42-я группа, курсачам которой – Сергею Орлову и Юре Саханкову была доверена ротная мастерская, которая по ночам становилась фотолабораторией. Очевидным было, что нам срочно нужно было покупать свой увеличитель. Как и ожидалось, мой «Киев» не подвёл, фотографии получились хорошего качества – и теперь они полетят по многим адресам: к родителям, друзьям, девушкам, учителям… Интересно, как нас воспримут в новом, таком геройском облике? В ответ на мои письма пришёл просто вал денежных переводов. Не ожидал… Оказалось, что всему причиной были посланные мной фотографии. Надо же, выбрал именно те, на которых у меня был такой замученный вид! Прислали – спасибо, конечно. Но, если откровенно, вполне можно было обходиться и без этой денежной подпитки. Тем, более, что мы уже начали получать стипендию, или «степуху». Помнится, рядовая была 9 рублей, повышенные – 10,20 и 11,60. Для меня всегда было загадкой, по каким критериям разделялись эти повышенные степухи. Но были ещё т.н. «ленинские стипендии», которые получали единицы – совсем невообразимые для курсачей суммы больше 100 рублей!
Народ по приказу Коваля строго следил за моим весом – я же ещё и самбист, «надёжа» роты. После успешного выступления в вольной, от меня и в самбо ждали призового места. Получилось – и здесь я стал вторым. А первым был Замашкин, упорный такой парнишка из 13-ой роты. Из самбистов нашей роты первое место занял Виктор Ремизов – спокойный рассудительный здоровяк из Домодедова. Неожиданностью стало, что мой наставник Крыса не дошёл до финала. Уже во второй схватке ему выпало бороться со второкурсником из 5-ой роты. Соперник, армеец-пограничник, оказался очень силён, все попытки Крысы провести приём окончились полной неудачей. Помню, как Витёк переживал своё поражение. А Юра Степченко, боксёр-разрядник из Апрелевки, откровенно сожалел о том, что в программе не было его любимого бокса. Каждый раз, глядя на зачётную таблицу Спартакиады, он, не понятно у кого, спрашивал: «Ну почему, почему нет бокса?»
Спартакиада оставалась главным событием, и, пожалуй, не было курсача, который после занятий не спешил в спортзал или на стадион – кто соревноваться, кто – поддержать. Больше всего болельщиков собирали игровые виды: футбол, волейбол, баскетбол. В волейбол за роту играл сам Коваль. Поначалу пацаны чувствовали себя скованно рядом с таким авторитетом, но уже во второй игре освоились, а лидер нашей команды Олег Гладун из подмосковного Долгопрудного, даже пытался делать ему замечания по ходу игры. А вот в баскетболе наша команда не смогла составить конкуренции. Несомненным фаворитом здесь была команда 7-ой роты третьего курса, а лучшим в той команде был кореец Ким (наш, не иностранец). Ещё он запомнился тем, что был организатором «матча века» между прибористами и радистами: «Кофейник» – «Ухи». Прибористы тогда, к сожалению, проиграли…
В плавании успешно выступали два гиганта – Паша Беспалько и Сергей Пидпалько, который имел звание КМС. Всегда без сбоев выступал стрелок Вовчик Светоносов, тоже КМС. Соревнования по плаванию и стрельбе проходили в городе, и мы не могли поддержать своих. Но и без нашей поддержки они записывали победные очки в зачётную таблицу. Сильной была и команда легкоатлетов. В основном, тоже из местных. Из нашей группы очень хорошо выступал копьеметатель Саня Федосов. Ещё одна спортивная «звезда» КРАУССа – неугомонный спринтер Валера Кравченко. Помнится, стоишь «на тумбочке», и точно в 5 утра мимо тебя пробегает Валера – и вперёд на свои 10 км!
А основным в программе Спартакиады был, конечно же, футбол. Благодаря Ковалю, в КРАУССе появилась команда, которая достойно представляла не только училище, но и город во многих турнирах. Несмотря на то, что результат был всегда предсказуем, на матчи с участием команды 4-ой роты приходил, наверное, весь КРАУСС. И хотя все болели против четвёртой, наши пацаны этого как будто не замечали. Великолепная форма, красивая, всегда с настроением, игра – умели они устроить настоящий футбольный праздник. Но, когда эти же пацаны выходили играть за сборную КРАУССа, то забывалось, что они из четвёртой, и все поддерживали их так же неистово, как ещё совсем недавно – освистывали. В финале той Спартакиады против нас играла 6-я рота. Трибуны их болельщиков ревели: «Первому курсу ни к чему первое место!» Но мы думали иначе, и все надежды 6-ой роты были разбиты точными ударами наших футболистов…
Нажмите для увеличения
Вот кто играл в той команде, сидят: Сергей Микула, Сергей Терентьев, Виктор Музыка ("Крыса"), Сергей Стрижак, Володя Цой (из Гурьева); стоят: Валера Шек (ушёл на первом курсе, в армии играл в киевском СКА), Виктор Харченко, командир роты А.И.Коваль, Шура Дели («фамилие такое»), Серёга Козлов ("Лысый"), Виктор Караученко (по распределению попал во Владивосток, играл в «Луче», пробовался в ашхабадском «Колхозчы»). Нет на снимке Володи Маслакова (вратарь, ушёл из училища на первом курсе).Всё когда-то подходит к концу, закончилась и первая для нас Спартакиада в КРАУССе. Не верилось, но это было так – мы стали ПЕРВЫМИ!
Порядок жизни курсачей в КРАУССе был расписан, казалось, до последней мелочи. Были даже назначены ответственные за порядок во время еды в столовой. Помню, мы их называли «старшими по ложкам». За нашим столом это был Муня – Витёк Машков из Внуково. Один из самых уважаемых людей, т.н. «письмоносец», Сергей Панищев – только он мог получить на почте всё, что приходило курсачам: письма, извещения о переводах и посылках. И, если, переводы можно было считать совсем не обязательными, то посылки с родины ждали, приносили их в кубрик с каким-то особым чувством. Именно делёжка посылки показывала, кого из себя человек представляет. Не зря ведь говорили: «Сожрал посылку под одеялом»! Чего скрывать, были у нас и такие. Со временем определился порядок, или, точнее ритуал этой самой делёжки – хозяин открывал посылку, высыпал её содержимое на кровать, а дальше действовал главный принцип – всем поровну. Чаще других посылки приходили Жорику Газаряну из Баку. И всегда он раздавал всё без остатка. Было у Жорика и много других достоинств, но больше всего мне он запомнился этой неподдельной щедростью.
Кстати, много лет спустя, я узнал в одном из победителей «Поля чудес» нашего «письмоносца» Сергея Панищева. Когда увидел его на экране, не поверил своим глазам. Помню, как и каждый участник игры, он рассказывал о себе - живёт в Курской области, занимается разведением перепелов, помогает детскому дому. Не скрою, слушал его с волнением, и мне было особенно приятно, что мы учились в одной роте. И ещё ждал, когда же Сергей с гордостью скажет, что он – выпускник КРАУССа. Не сказал! Сильно волновался, наверное… Но, главное, что он нашёл себя в жизни. О таких людях и говорят: "Человек с большой буквы" - КРАУСС может гордиться своими выпускниками!
Я уже вспоминал нашу ротную мастерскую, и не могу не сказать несколько слов о «мастере» Сергее Орлове. Парнишка с типичной русской внешностью, белобрысый и сероглазый, родом из таджикского высокогорного Гарма. И то, что он родился и вырос среди таджиков наложило яркий оттенок на его речь, манеры… В первое время вполне резонным был вопрос: «А на каком языке он думает?» Было заметно, что свободная русская речь даётся ему не так легко. Довольно часто, не находя нужного русского слова, Сергей переходил на таджикский. Вскоре проблем с речью у него уже не было, но от многих привычек, отказаться Серёга не смог. Например, такой, как бросать под язык насвай, который ему регулярно присылали из дома. Курсачи из Средней Азии знали, что это такое, а вот остальных это шокировало по-настоящему. Кроме наса, Серёга ещё любил побаловаться чифиром, который он изредка варил в своей мастерской. Как-то, было это уже на втором курсе, Коваль застал его за этим занятием. Срочное построение всей роты. Выходим, стоит облезлая электроплитка с закипающим чайником. Коваль показывая на чайник, спрашивет у Сереги: «Что это за варево?» – «Чай, товарищ майор! Я же из Азии, не могу без чая». Но, Коваль шутку не воспринял: «Для тех, кто не знает – это чифир! Орлов, ты не перепутал КРАУСС с зоной?». После этих слов он медленно вылил «продукт» на шипящую плитку. Серёга стоял с каменным лицом, но было видно, что нелегко ему давалось это внешнее спокойствие!
Несмотря на насыщенную жизнь, мы всё-таки ждали времени, когда можно будет ходить в увольнения. Местных стали отпускать домой где-то со второй половины октября, а остальных – недели на две позже. Но, перед этим, наш командир Коваль устроил проверку личных вещей, хранившихся в каптёрке, или попросту говоря – «шмон». Конечно, не всю «гражданку» мы отправили домой, и в результате шмона вещей набралось на два огромных ящика из-под чая. Наверное, вспомните, были такие фанерные «кубометры». Всю «гражданку» уложили в эти ящики, забили и Коваль их опечатал «до дембеля». Но, курсантская хитрость не знает границ – ведь опечатали верхние крышки, а дно-то – нет! Перед отъездом в отпуск «гражданские» шмотки выдавалась с условием, что в КРАУСС курсачи их больше не привезут. Но в каждом семестре история повторялась: шмон – закладка в ящик – опечатывание и т.д. Короче говоря, так и стояли эти ящики до дембеля с оторванным днищем. Не знаю, догадывался ли об этом наш командир, ведь курсачей в «гражданке» периодически отлавливали. Но списывали всё на местных. Проверяли, конечно, и ящики в каптёрке, но печати- то были в целости! Да, каптёрка – священное место, а каптёрщики – одни из уважаемых людей в роте! У нас их было двое – армеец Володя Галаган и мой друган Мишка Мишин.
Суббота – день, когда мы впервые идём в увольнение! Курсантское бытиё изменило не только наш внешний вид, но и мироощущение. Интересно было узнать, как мир воспримет нас в новом качестве, а мы – его.
Увольняемых осмотрел ротный старшина. Получили увольнительные, и – вперёд! Первокурсники безошибочно определялись в толпе курсачей. Можно, конечно, нацепить лык хоть до плеча (или совсем не вешать), задрать фуру на затылок, но куда денешь лысую башку с оттопыренными ушами?! Да, нелегко быть первокурсником!
В город тогда ходил автобус 31 маршрута, который перевозил по «дороге жизни» не одно поколение курсантов. Платить за проезд надо было кондуктору. И здесь старшекурсники ещё раз преподали нам урок курсантской находчивости. Все первокурсники сразу же оплатили свой проезд, а «ветераны» платить не торопятся. На вопрос кондуктора: «Кто платить будет?», – они как-то неопределённо кивали назад и уверенно говорили: «При выходе – Борис Палыч…». Кондукторша, обшарив всех курсачей колючим взглядом, успокаивалась, найдя того, который мог быть, по её мнению, «Борис Палычем». Цель путешествия – площадь Освобождения. Выходим. Кондукторша во все глаза смотрит на «Борис Палыча», который выходит последним. Он честно отдаёт деньги за СВОЙ проезд. Кондукторша с нотками умирающей надежды в голосе: «А за всех остальных?»
– «Каких остальных?! Не знаю».
– «А Борис Палыч где?!»
– «Где, где! В Москве!»
Наверное, не все помнят того «Бориса Палыча». В то далёкое время – министр гражданской авиации СССР Борис Павлович Бугаев.
А самым верхом было, когда за счёт «Бориса Палыча» удавалось доехать до КРАУССа на такси, или, как говорили в Кривом Роге – «на моторе». Но, здесь, всё зависело от везения и скорости бега. Крысе, помню, везло довольно часто… Ещё запомнилось, что только в Кривом Роге были «моторы» с двумя огоньками: горят зелёный и жёлтый – свободен полностью, жёлтый – место ещё есть. Было удивительно, но мир наш первый «выход в свет» как бы и не заметил – народ не останавливался в немом восхищении, фанфар и салюта не было. А мы воспринимали "гражданскую" жизнь уже по-другому. Именно то увольнение стало незримой границей, что разделила нашу жизнь на «до» и «после». Как, в общем-то, и должно быть, ничем особенным то первое увольнение отмечено не было: погуляли, сходили в кино. Но и два месяца в КРАУССе не прошли даром – мы уже кое-что знали по-украински, во всяком случае, в перукарне пирожки не покупали.
Хотя, нет, было памятное в том увольнении. Уже при возвращении, на автобусной остановке подошли к нам два создания с бальными туфлями под мышкой, и попросили проводить их на танцы в КРАУСС, куда они ехали впервые. И, хотя, путь на танцы для нас был пока закрыт, не могли мы после такой просьбы ехать на автобусе! Конечно, на "моторе"! Проводили девчонок до входа в клуб со стороны Смычки. Наивные простушки, они ещё не знали, какой кордон ждал их в лице «постоянных жён переменного состава»! Достаточно вспомнить «Мать» и «Лейтенантшу»! Но, несмотря на свою внешнюю хрупкость и беззащитность, девчонки оказались совсем не овечками, и сумели отстоять своё «место под солнцем». Запомнились они ещё и потому, что одна из них вышла замуж за курсача нашей роты.
Ну, вот и закончилось первое увольнение. Никто не опоздал, все вернулись трезвыми. Старшины у казармы не встречали, отметились мы у дневального – и всё!
Володь,не перестаю удивляться твоей памяти-столько лет прошло,а ты всё так ярко излагаешь-как будто это было вчера...
Ну и у меня воспоминания сразу нахлынули...
(Тут надо написать:И по его небритой щеке скатилась мужская скупая слеза
)А про Борис Палыча-вообще супер
Аплодисменты автору!!!(не умею картинки вставлять
)Володя-МО-ЛО-ДЕЦ!!!
(Отредактировано автором: 10 Августа, 2006 - 20:05:16)
Пришла первая для нас настоящая украинская осень, с дождями и листопадом. Это мы почувствовали на себе - ну кто кроме нас, бедолаг, будет убирать опавшую листву… Мало было паркета, теперь ещё и это. Особенно удручало то, что приходилось убирать не только территорию КРАУССа, но и ещё прилегающие улицы.
За прошедшее время мы втянулись в училищный распорядок, порой даже казалось, что другой жизнью, кроме курсантской, никогда и не жили. Если бы ещё не постоянная борьба с голодом и сном!
Со сном можно было бороться только одним способом – спать, в любом удобном и неудобном положении, как только это представлялось возможным. Особенно тяжко приходилось после нарядов и караулов. Некоторые препы с сочувствием относились к «зелёным» первокурсникам и, как бы, не замечали спящих курсачей за партами. А парты в КРАУССе для этого были такие неудобные! Вспомните эти узкие столешницы!
Помню, наш классный руководитель Роза Исааковна Райх была в числе препов, которые негласно позволяли вздремнуть на лекциях. В истории КРАУССА есть трогательные примеры, когда курсанты называли своих классных руководителей «мамами»: «Мама Галя», «Мама Роза»… Но, в наше время была одна «мама» - «Мама Тольская».
Предыдущим выпуском Розы Исааковны были радисты, о которых она всегда вспоминала с теплотой, и поначалу сравнивала нас с предшественниками. И сравнение всегда было не в нашу пользу – и учились они лучше, и эрудированнее были, и художественный вкус выше – все превосходные эпитеты были в их адрес. Это уже ближе к середине второго семестра произошло некоторое сближение. А пока, увы... не «мама»…
Но, к сожалению, не все препы позволяли «расслабиться» на своих занятиях. Были и такие, которые будили курсачей ударом алюминиевой указки по столу. Этот звук казался тогда залпом «Авроры». Помню, уснул на лекции по электротехнике после повторного захода в наряд. Преподаватель, не помню его фамилии, но очень суровый, разбудив меня, сказал, что надо выбирать между сном и учёбой. А если не получается, то, значит, ошибся в выборе училища.
С чувством голода можно было бороться, если были какие-то деньги, чтобы сходить в буфет. В училище было два буфета, один в столовой, второй – на первом этаже учебного корпуса. В учебном корпусе буфет работал только во время занятий, и ассортимент в нём был поменьше. Что-то купить в нём первокурснику было практически невозможно. Помнится, Людмила Чаус отпускала нас на несколько минут раньше с "лаб" по электротехнике, чтобы мы могли попасть в буфет раньше «дедов». А буфет в столовой работал весь день, и его запасов хватало для всех. Ассортимент в нём был практически неизменным в течение всей нашей учёбы в КРАУССе. Помню, что всё было несказанно вкусным. А может быть, это так только казалось?.. Докторская колбаса, кексы, сметана, такая густая, что её надо было «выкапывать» из стакана. Конечно же, неизменный томатный сок. Были в буфете и «фирменные», крауссовские, продукты: бисквиты, котлеты. Котлеты были уложены на подносах штук по 60-70, на ребро в три ряда. С домашними сравнить их было нельзя, но всё-таки… Однажды довелось увидеть такую картину. Мы пришли на ужин, а за одним из крайних столов второкурсник 5 роты поглощал на спор целый поднос этих самых котлет. И ведь съел! Насколько помню, проигравшие должны были покупать ему ежедневно стакан сметаны до самого дембеля. Интересно, как он сейчас к котлетам относится? Говорю о буфете, и вспоминаю курсача нашей роты Сергея Селивёрстова, почти все три курса он почти не ел в столовой, питался в основном в буфете. Объяснял это тем, что не может есть, если не видел, как блюдо было приготовлено. Наверное, немало денег присылали ему родители…
А, в общем-то, не всегда надо было добирать что-то в буфете – еда, которой нас кормили в столовой, казалась уже вполне съедобной. Разносолами, конечно, не баловали. Всего не припомню, но одним из любимых нами блюд были котлеты с макаронами на ужин. К этому кулинарному шедевру незаменим был томатный сок, который в этом случае был подливой. Полстакана на порцию – объеденье! В числе желанных были ещё гороховый суп и, конечно, всё, что готовилось из картошки. А «деликатес» – кабачковая икра! А вот так называемый «украинский борщ», из капусты непонятного происхождения, восторга не вызывал. Ещё долгое время вспоминал его с содроганием. В этот же список – «плов украинский со свининой»(!), пшёнку с вкраплениями мяса неизвестной породы… Наверное, каждый может продолжить список таких «блюд». Помню, нам говорили, что дневной рацион курсанта обходился в 1 рубль 6 копеек, для сравнения – стоимость довольствия солдат была 90 коп. Эта разница, наверное, выражалась в том, что масло нам давали не один, а два раза в день, на завтрак и ужин.
Половники назывались «разводящие» или «разводяги». Этим словом мы козыряли уже в первый месяц. Интересно, что узнали мы это не от курсачей-старшекурсников, а от женщин, работающих в столовой. Так же, «разводящими» назывались и те, кто раскладывал, или «делил», еду по тарелкам. За нашим столом на раздаче был Паша Годин. Помню, старшина нашей группы Дмитрий П. иногда просил, чтобы ему положили поменьше. Тогда Паша, с хитрецой взглянув на старшину, многозначительно говорил: «Ничего, большому куску рот радуется». После этих слов, давясь от смеха, есть мы уже не могли. Да, не повезло нам с «куском». Не знаю, был ли такой же у кого-нибудь ещё. Жили вместе, ели за одним столом, но до последнего дня мы называли его «товарищ старшина», и никак иначе.
Итак, были и первый наряд, и первый караул и даже первое увольнение. Не было пока только наряда на кухню. Обычно на дежурство по училищу заступала вся рота: одна группа в караул, вторая – на хозработы (не всегда в полном составе), третья – в столовую, четвёртая – в резерве. В наряд по столовой, на сутки, заступали всего несколько человек, насколько помню, не больше восьмерых. Остальная часть группы, человек двадцать, в том числе спортсмены и артисты, приходили после отбоя чистить картошку. Каторга была, если на следующий день было картофельное меню, такое выпадало не так уж и редко. Вот и в тот вечер нас ждала целая ванна картошки. Ужас! Правда, некоторый оптимизм внушали две картофелечистки, стоявшие в уголке. Но все попытки нашего куска включить их, закончились неудачей. Во время очередной попытки оживить чудо техники появилась дородная хохлушка и убила надежду: «та шо вы, хлопцы, воны ж николы не робылы»… Да-а, перспектива провести ночь в окружении картофельных очисток совсем не радовала. Получили ножи всевозможного калибра, от крошечных до «свинорезов». Попытки приблизить финал, используя "прогрессивные" методы чистки, гасились в корне бдительными тётками из столовой. Часам к двум ночи закончили с этим делом. Дежурным по столовой в тот день был третьекурсник, традиционной жареной картошкой он накормил только курсачей из наряда по кухне, ну а мы пошли спать, что называется «несолоно хлебавши». Но поспать нам в ту ночь так и не пришлось. Только легли – подъём! Дежурному по училищу не понравилось качество нашей работы – не тщательно вырезали «глазки». Закончили работу уже с рассветом. Надо ли говорить, что в тот день учёбы не получилось.
Курсачам из наряда по кухне, в смысле «хорошо поесть», конечно, было неплохо, но и пахать приходилось, что называется, по-чёрному. Наряд начинался с поездки на продовольственный склад, где мы получали продукты на предстоящие сутки. Как бурлаки выволакивали из холодильника половину говяжьей туши, загружали коробки с маслом, мешки с сахаром, овощи. Потом всё это разгружали в столовой. И вот здесь начиналось самое интересное – делёж продуктов на «моё и наше».
Работники столовой ревностно следили за разделкой мяса, которое делилось на три части: «для сэбэ», для постоянного состава, для курсантов. Крепкий контингент работал в нашей столовой. Каждая из «тружениц паровых котлов» с трудом выходила за ворота КРАУССа, сгибаясь под тяжестью продуктов, добытых непосильным трудом. Самое интересное, что они ещё просили нас помочь уложить продукты в сумки! Помню, что в тех сиротских наборах, были продукты и из столовой постоянного состава. К месту была бы крылатая фраза Хазанова: «…а тигру мяса не докладывают!» Боролся с неимоверными аппетитами наших поварих Владимир Александрович Кузьмин, который долгое время был командиром отряда ДНД (ОКОД). Он терпеть не мог, когда курсачей в чём-то обижали, и частенько устраивал облавы на «тружеников» столовой при их уходе домой. Иногда он прибегал на сампо и просил помочь в таком мероприятии. Уморительно было видеть, как при внезапном появлении Владимира Александровича, у немолодых дородных тёток откуда-то бралась юношеская прыть… Улов при таких рейдах был впечатляющим.
А курсантская доля делилась ещё на две: вычищенный почти до блеска говяжий каркас, и обрезки мяса, которое шло на котлеты для курсантского буфета.
Два курсача, обычно из самых авторитетных в группе, работали в хлеборезке. Из нашей группы это обычно были Паша Годин, Витек Музыка, Жорик Газарян, Мишка Мишин (к тому времени уже «Быц», потому что был из Быково). В хлеборезке не только нарезали хлеб, но ещё делили на вес сахар и сливочное масло. В первом наряде по наивности не понял, для чего в хлеборезке стоит ведро с водой. Объяснили армейцы, которые проходили такие фокусы в армии. Вспоминаю, что уважаемыми людьми были также, стоящие на раздаче чая. Даже третьекурсники, заглядывая с улыбкой в окошко, вежливо просили налить покрепче. Помнится, наряд по кухне всегда проходил в цейтноте. Не успели заступить – ужин. Только ушла первая смена – уже идёт вторая. Нескончаемый вал посуды, мерзкой до мойки, и обжигающей после посудомоечной машины. Три раза в день уборка, сравнимая с капитальной. Вот такая постоянная гонка. И, конечно, апофеоз – вынос бачков с помоями в пристройку к столовой. Если еда в этот день была съедобная, то не повезло хрюшкам, если не очень – наряду…
Я вообще был уверен, что лучше сходить два раза в караул, чем один – на кухню. Правда, иногда и наряду кое-что перепадало: жареное мясо, бачок сметаны, обрезки бисквита. А вообще-то, можно сказать, что в наряде по кухне мы работали за еду – ведь ночью, после мытья посуды и уборки столовой, нас неизменно ждал деликатес не одного поколения курсачей – жареная картошка…