Константин Федорович Проскура

Администратор

СОВСЕКРЕТНО
ГРУЗ БЕЗ МАРКИРОВКИ
Только через 30 лет после загадочного перелета пилот понял, что вез на борту своей машины

Денис СЕМЕНОВ, «Сегодня»

--------------------------------------------------------------------------------

Разговаривать со мной Константин Федорович согласился не сразу. "Жена ругает. Хватит, мол, хвастаться. Интервью у тебя берут, лучше бы пенсию повысили!" А пенсия у бывшего летчика Константина Проскуры и вправду не ахти, но поводов для гордости у него действительно много. И не только потому, что налетав 19 000 часов (по нынешним законам достаточно 6 тысяч), он заработал как минимум три пенсии. И не потому, что все гражданские летчики, какие есть в городе, прошли через его руки. И уж тем более не потому, что елки у старого здания аэропорта еще 40 лет назад посажены его руками. А потому, что Константин Проскура -- один из тех сотен, а может, тысяч людей, которые в свое время делали большую политику, делали историю, даже не подозревая об этом.

Правду сказать, на заре летной карьеры Константин Федорович не то что о размере пенсии -- вообще о деньгах не думал.

-- Когда в аэроклубе Днепропетровском учился, это был 1949 год, и мне сказали -- уезжай в училище, закончишь, будешь летать, и тебе за это деньги будут платить, -- я спросил: "Как это, летать, а за это еще и деньги?" Спросил, поверьте, совершенно серьезно. Все выпускники аэроклуба собрались в Кировобадское военное училище. Но меня "зарубили" -- мол, по комиссии не гожусь. В гражданскую авиацию гожусь, а в военную -- ну никак. Я тогда удивился, но перечить не стал. А мои друзья пристали к представителю училища, как это так? Проскура первым в аэроклубе поднялся в небо, и не годен? И представитель раскололся. Дело в том, что как раз в 49-м вышел приказ Сталина: всех, кто во время войны был на оккупированной территории, в военные училища не брать. А я был. Приказ этот особо не афишировали, но те, кому было положено знать, знали. Так я и не попал в военное. Но потом понял, что это даже к лучшему. Ребята наши, которые поступили в Кировобад, отлетали лет 15 и демобилизовались при Хрущеве, когда тот, понадеявшись на стратегические ракеты, стал сокращать военную авиацию безбожно. А я отлетал 40 лет...

Когда история вторгается в жизнь человека, она обычно не спрашивает у него согласия. Окончив Криворожское летное училище, Константин Проскура вскоре вернулся в Днепропетровск, который к тому времени стал, пожалуй, стратегическим центром советской "оборонки". Здешний "Южмаш" уже начал выпускать первые ракеты. Примерно в эти же годы этот ничем не примечательный областной центр появился на карте объектов первого ядерного удара Штатов по Советскому Союзу. Уже проходили пробные испытания Р-12. А КБ Михаила Янгеля проектировало Р-16, которой суждено было перевернуть весь ход послевоенной истории: именно она помогла СССР достичь ядерного паритета со стратегическим противником. Генеральный конструктор "Южмаша" говорил: "Сделаете ракету, и будет мир".

Ничего этого Константин Проскура не знал. Просто он попал в авиаотряд, который обслуживал главный на тот момент оборонный гигант Союза. Особых проверок на "политическую благонадежность" не было -- характеристика да подписка о неразглашении государственных секретов. Главным критерием был "пилотский минимум", то есть способность летчика управлять воздушным судном в разных погодных условиях. Минимум "1-1" означал -- может управлять днем и ночью в любую погоду. Минимум "1-2" -- днем в любую, ночью -- если нет ледяной кромки.

Проскура со своим "1-1" попал в "стратегический авиаотряд". Совершал регулярные рейсы в Киев, в Москву, на Байконур и в Капустин Яр, где был главный испытательный полигон. А в 1959 году Константин Федорович получил особое задание, смысл которого постиг лишь три десятилетия спустя. Все началось с отпуска.

-- В августе 1959 года вызывает меня командир отряда: "Путевка есть в Кисловодск", в санаторий "Россия". Хочешь поехать, а то желающих нет?" Отпуск оформили быстро, тогда, кстати, каждый год давали летчикам бесплатные путевки. Но такого отдыха я не помню ни до, ни после. Ведь в "России" отдыхали министры и замминистры, а я в сущности -- пацан. Это было в августе, а в октябре меня вызывают и говорят: лети в Москву, там скажут, что делать. В Москве, во Внуково, в самолет входят двое в штатском и говорят: "Вы согласны выполнять задание? Тогда распишитесь". Я посмотрел на бумажку и почуял неладное. Это была подписка о неразглашении тайны, но не такая, как мы подписывали на "Южмаше". Там наказание было до 7 лет, а здесь -- до 15. Что ж карается так карается -- подписали. Тогда главный из "штатских" приказал нам в 18.00 включить двигатели и лететь в район Горького. И добавил, что погода нам не нужна, да и разрешение тоже. Все сделают за нас. И мы полетели в "Израиль".

Ядерный центр под Горьким, куда летел экипаж Константина Проскуры в октябре 1959 года, атомщики называли "Израиль". Говорили, что там работают в основном евреи. Центр под Челябинском, с которым конкурировали "израильтяне", естественно, нарекли "Египтом". Ядерные боеголовки, сделанные в центрах, направляли в Воткинск, и уже там ставили на ракеты, строившиеся в Днепропетровске.

-- Прилетели куда сказано. Уже темно. Садится сложно -- светится только полоса, ее длина и высота деревьев неизвестны. Сели, впрочем, без приключений. Вдруг подъезжают две "Победы". Наш сопровождающий говорит: "Ключи от самолета -- мне, а сами езжайте, отдохните". Я отказался -- отдавать ключи от самолета не имею права. Человек чужой, а я за машину головой отвечаю. Но он настаивает. Тут я вспомнил о бумаге, которую мне дали подписать, и понял, что деваться некуда -- можно ведь и не вернуться. В общем, ключи отдал, а наутро нас снова привезли к самолету.

Сначала я не понял, что у меня на борту. В салоне сидят человек пять и дрожат. Я их успокаивать: "Ребята, вы что, никогда в самолете не летали? Не бойтесь, не страшно. Они молчат, на меня не смотрят и опять дрожат. Тут я поворачиваюсь и вижу возле кабины здоровенный конус, накрытый брезентом, и двух офицеров. Спрашиваю, сколько весит груз, мне для расчетов полета нужно. "Сколько весит, -- сказали они тут же, -- вас не касается. Но мы гарантируем, что самолет не перегружен. Я было тронул рукой конус, чтобы проверить, как закреплен груз, а они на меня вскинулись, говорят, заводи, мол, двигатель, а это не твоего ума дело.

30 лет спустя, читая воспоминания академика Сахарова и других действующих лиц "хрущевской ядерной гонки", Константин Проскура понял, что самолетом груз перевозили не случайно. Ядерщики считали, что боеголовка для стратегической ракеты должна пройти дополнительные испытания. Условия самолетной болтанки (особенно на допотопном с точки зрения сегодняшнего дня Ли-2) для испытаний были идеальными. В принципе, могло и рвануть. Но тогда Константин Федорович об этом не знал. Да никто и не сказал бы ему об этом.

-- Летели мы в Воткинск. По этой трассе тогда еще на поршневых двигателях летали на Казань и Свердловск. Шум на этом участке был необыкновенный. А тут слышу, и слуху своему перестаю доверять: эфир чистый, просто стерильный. Запрашиваем погоду в Москве, Москва отвечает -- тумана нет. И тогда я понял, что это из-за нас всю трассу очистили, ни один самолет в радиусе сотен километров в воздух не поднялся. Когда прилетели, диспетчер с открытым на ширину плеч глазами спросил: "Что вы там привезли, ребята? Из-за вас все дороги перекрыли". Тогда мы не знали. Я об этом случае забыл. Никому, естественно, не рассказывал. Да и днепропетровцев, наверное, взяли специально. Во-первых, люди были проверенные, на "Южмаше" работали. А во-вторых, за полгода до этого Днепропетровск стал закрытым городом.

В декабре 1959 года, выступая на одном из партийных форумов, Никита Хрущев заявил, что у нас установлена стратегическая межконтинентальная ракета, нацеленная на врагов. Тогда же на базе ракеты Р-12 были созданы Ракетные войска стратегического назначения. Мир вступал в эпоху напряженного ядерного равновесия супердержав. И Константин Федорович Проскура, даже не подозревая об этом, был одним из главных действующих лиц этого поворота.

-- Награды? Нет, наград нам не давали. Вскоре после полета командир отряда сообщил, что меня направляют в Академию гражданской авиации в Ленинград. Сейчас я понимаю, что это было чем-то вроде премии за то, что я одну из первых боеголовок на себе перевез. Кто действительно помог -- так это "Южмаш". Квартиру мне подписывал еще Янгель. Суеверный был человек, говорил: "Летчику квартиру дайте на седьмом этаже". А Кучма подписал мне разрешение на покупку машины. Правда, шел 91-й год, и когда я собрал 20 тысяч на машину, она уже стоила 40. Пришлось занять, но к тому времени, как я наскреб 40 тысяч, "жигуль" стал стоить 80. Кстати, из всех руководителей "Южмаша" (мы их возили почти до конца 70-х) Кучма запомнился мне больше всех. Нет, не тем, что он после стал Президентом. Просто он выделялся своим человеческим участием. Единственный с "Южмаша" подходил к пилотам, беседовал, расспрашивал о проблемах. Мы на площадке с его лучшим другом жили, он часто к нему ходил. Когда Кучма ушел с поста премьера, мы встретили его на футболе -- футбол он любил, всегда приезжал из Киева посмотреть. Я и еще несколько летчиков подошли к нему и спросили: "Леонид Данилович, как так получается, что у летчика пенсия меньше, чем у стюардессы?". Он сказал: "Это бред. Я разберусь". Наверное, разбирается. Да в этой ситуации сам черт ногу сломит.

Так неожиданно развалившийся Союз сыграл с Константином Проскурой, как и с другими летчиками, злую шутку. В свое время стюардесс и диспетчеров включили в "список № 1", то есть в перечень льготных профессий. А пенсия летчикам устанавливалась по особому приказу и по тем временам была очень даже хорошей -- 120--180 рублей. "Особый приказ" ушел в небытие вместе с Союзом, а "список № 1" остался. И сегодня 67-летний Константин Проскура получает "законные" 49,86 да 8 гривен с копейками как недавно признанный участник войны: в 41-м вместе с одноклассниками грузил вагоны с битым кирпичом. Стюардессы и диспетчеры получают больше, мусорщики и продавцы -- столько же. Вредность труда летчика -- вибрация, психологические перегрузки и опасность -- в расчет не берутся. По злой иронии судьбы все надбавки к пенсии Константина Федоровича обходят. Правительственные -- потому, что вышел он на пенсию по выслуге, а не по возрасту, лазаренковские -- потому что получает он больше 50 гривен. Слава Богу, здоровье еще крепкое, даже я по-доброму завидую этого сухопарому летчику, который старше меня почти на полвека.

-- Может, зря я это вам все рассказываю? Подписку все-таки давал, а чтобы кто-то отменял государственные секреты, не слышал. А впрочем, Союза уже нет -- наверное, уже можно...

http://today.viaduk.net/0079/0405/0405p4.htm

-----

1984-СА-1989, 8 рота.